Ван Вэй. Тайны живописи

Средь путей живописца тушь простая выше всего. Он раскроет природу природы, он закончит деяние творца. Порой на картине всего лишь в фут пейзаж он напишет сотнями тысяч верст. Восток, и запад, и север, и юг лежат перед взором во всей красе. Весна или лето, осень, зима рождаются прямо под кистью.

Когда приступаешь ты к водным просторам, бойся класть плавучие горы. Когда расположишь ты ветви дорог, свитых не делай, сплошных путей. Хозяину-пику лучше всего быть высоко торчащим; гости же горы нужно, чтоб мчались к нему. Там, где сгиб и обхват, поместим, пожалуй, монашеский скит; у дороги, у вод мы поставим простое жилье. Селу или ферме придай ряд деревьев, составив их в рощу: их ветки охватывать тело картины должны. Горе иль обрыву дай водную ленту: пусть брызжет и мчится...

Однако потоку не следует течь как попало. У рта переправы должно быть лишь тихо и пусто; идущие люди пусть будут редки, в одиночку. Дав мосту-понтону на лодках плыть, все ж хорошо вздеть его выше. Поставив рыбачий челн человека, снизить его, скажу, не помешает. Средь скал нависших и опасных круч хорошо б приютить странное дерево. В местах, где высится стеною кряж, невозможно никак дорогу прокладывать.

Далекий холм сольется с ликом туч, а горизонт небес свой свет с водой соединит. В том месте гор, где их замок иль крюк, проток скорей всего оттуда выводи. Когда ж дорога подошла к утесу, здесь можно дать навесной мост. Когда на ровном месте высятся хоромы и террасы, то надо бы как раз, чтоб ряд высоких ив стал против человеческих жилищ; а в знаменитых горных храмах и молельнях достойно очень дать причудливую ель, что льнет к домам иль башням.

Картина дали дымкою накрыта, утес глубокий -- в туче, как в замке. Флажок на виннице пусть высоко висит среди дороги, а парус странника недурно опустить в начале вод. Далекие горы нужно снижать и раскладывать; близким же рощам надо скорее дать вынырнуть резко...

Когда рука пришла к кистям и туши, бывает, что она блуждает и играет в забытьи... А годы, луны вдаль идут и в вечность, - и кисть пойдет искать неуловимых тайн. Таинственно-прекрасное прозреть -- не в многословии секрет; но тот, учиться кто умеет, пусть все ж идет за правилом-законом.

Верх башни храмовой пусть будет у небес: не следует показывать строений. Как будто есть, как будто нет; то вверх идет, то вниз бежит... Холмы заросшие, бугры земли лишь частью приоткроют верх жилища: травою крытый дом и тростниковый павильон тихонько выдвигают жердь и шест. Гора поделена на восемь граней, а камень виден с трех сторон.

Когда рисуешь беззаботность туч, то не давай клубиться им грибом узорным чжи. Фигуры пусть не больше дюйма с небольшим, а сосны сун и туи бо пусть выйдут фута на два ввысь. Когда рисуешь ты в пейзаже горы-воды, то мысль твоя лежит за кистью впереди... Гора в сажень, деревья ж в фут, дюйм для коней и доли для людей. Далекие фигуры все без ртов, далекие деревья без ветвей. Далекие вершины без камней: они, как брови, тонки-неясны. Далекие теченья без волны: они -- в высотах, с тучами равны. Такое в этом откровенье!

Талия горная тучей закрыта; стены скалы прикрыты потоком; башня-терраса прикрыты деревьями; путь же проезжий застлан людьми. На камень смотрят с трех сторон, в дорогу смотрят с двух концов; гляди в деревья по верхам, смотри в воде ступню ветров. Вот таковы законы!

Когда изображаешь горы-воды, рисуй холмы хоть ровным-ровные, но с острою вершиной; рисуй вершины острым-острые, но в связной цепи; рисуй скалу с отверстием пещеры и стену острую отвеса; рисуй повисшие в пустотах глыбы и круглые, как шар, холмы. Река -- дорога вдаль, прошедшая везде; когда же две горы сожмут дорогу, то называй ущельем это. А если две горы сожмут реку, потоком это именуем. То, что похоже на гряду, но выше, называй хребтом; а то, что ровно тянется, куда бы ни хватал твой взор, то именуем нагорьем. И если кое-как на это обратить вниманье, то вот и общее подобие пейзажа!

Кто смотрит на картину, тот стремится видеть прежде всего дух. Затем уж различает он, где чисто, где мазки. Реши, что гость и что хозяин: кто примет и с поклоном кто придет. Расположи в величественный ряд толпу вершин; коль много их -- то хаос, беспорядок; коль мало -- вяло, простовато. Не надо их ни много и ни мало... Лишь различи, что дальше и что ближе. Далекие горы не могут с ближайшими слиться горами. Далекие воды не могут с ближайшею слиться водой. Где в талии горы прикрыт обхват, поставь туда строения храмовые; где берега реки -- обрыв, а дальше -- насыпь и плотина, клади, пожалуй, маленький мосток. Где нет дороги, там пусть рощи и леса; где берег прерван -- древний переезд; где воды прерваны -- в тумане дерева; где воды разлились -- помчались паруса; а в тайнике лесов -- жилище человека.

Перед обрывом -- древние деревья: их корни рваные свились узлом лиан; перед потоком -- каменные глыбы: узор причудливый, следы воды на нем. Когда рисуются деревья чащ лесных, далекие редки и ровны, а близкие часты и высоки. Коль есть на них листва, то ветвь нежна, мягка; коль листьев нет, - упруга и сильна. Кора сосны -- что чешуя; у туи ж белой взмотан ею ствол. Коль на земле растет, то корень длинный, ствол прямой; на камне ж -- скрючена в кулак и одинока.

В деревьях древних множество частей: мертвы они наполовину; в холодной роще спряталась пичужка; ей холодно, уныло-сиротливо. Коль идет дождь -- не различишь ни неба, ни земли; не знаешь, где здесь запад и восток. Коль нет дождя, но ветер -- только знай гляди за ветвями дерев. Коль ветра нет, но дождь -- верхи дерев под тяжестью согнулись. Прохожий встал под зонт, рыбак надел рогожу... Приходит дождь -- подобрались и тучи; а небо -- синяя лазурь... Когда ж слегка туман и сеется тихонько мгла -- гора усилит яшмовую сочность и солнце близится к косым отсветам...

В природе ранней тысячи вершин хотят заутреть; дымка и туман тонки, неуловимы; мутна-мутна остатняя луна, и вид ее -- сплошное помраченье. А вечером смотри: гора глотает красное светило, и свернут парус над речною мелью. Спешат идущие своей дорогой, и двери бедняка уже полуприкрыты. Весной: туман -- замок, а дымка -- что покров. Далеко дымка тянет белизну... Вода -- что выкрашена ланем1, а цвет горы чем дале, тем синей.

Картина летом: древние деревья кроют небо, зеленая вода без волн; а водопад висит, прорвавши тучи; и здесь, у ближних вод, - укромный, тихий дом. Осенний вид: подобно небо цвету вод; уединенный лес густым-густеет. В воде осенней лебеди и гуси; и птицы в камышах, на отмелях песчаных...

Зимой, смотри; земля взята под снег. Вот дровосек идет с вязанкой на спине. Рыбачий челн пристал у берегов... Вода мелка, ровнехонек песок. Коль ты рисуешь горы-воды вместе, ты должен рисовать по сменам этим. Теперь, коль скажем так: "Утесы-этажи в замке тумана"; иль так: "В Чуские горы тучи уходят"; иль так еще: "Осеннее небо утром очистилось"; иль так: "У древней могилы рухнувший памятник"; иль так еще: "Дунтин (озеро) в весенней красе"; иль так: "Дорога заглохшая, я заблудился", - то все такого рода выраженья мы именуем подписью к картине.

Вершины гор нельзя в одном шаблоне дать; верхушки дерева нельзя давать в одной манере. Одеждою гора себе берет деревья, а гору дерево берет себе, как кость. Нельзя давать деревья без числа: важнее показать, как стройны, милы горы. Нельзя нарисовать и горы кое-как: а надо выявить здоровый рост дерев. Картину, где подобное возможно, я назову пейзажем знаменитым.

Примечания